Я ВОСПИТАН, КАК МОИ ПРЕДКИ - ДОНСКИЕ КАЗАКИ
Денис Евстигнеев: Алекс, в жизни ты стараешься надо всем посмеяться, а книги твои весьма трагичны и многоплановы. Хотя, казалось бы, фантастический боевик относится к легкому жанру.
Алекс Орлов: Там, на самом деле, нет особого трагизма. Там есть… Я бы назвал это предостережением. Это даже не фантастика, это что-то параллельное. Результат деятельности и жизни человеков, к которому они придут, если будут жить так, как сейчас живут. Поэтому, кроме трагизма, ничего, конечно, не ожидается. Трагичность - она везде, она вокруг. Если человек перестанет себя успокаивать, перестанет покуривать, попивать, стимулировать себя прочими способами, тем самым замазывая розовым все эти черные пятна, он увидит то, что ты называешь трагизмом. Ведь мы каждый день занимаемся этим замазыванием. Никаких трагических деталей в мои книги сознательно не притягивалось. Может быть, это кажется страшным, но боевая фантастика такой жанр, что автор специально нагнетает обстановку. Вот и все. Если ты прочитал хотя бы пару книжек, то заметил, что конец всегда - счастливый. Главный герой жив, здоров, но не всегда адекватен.
Денис Евстигнеев: Понимаешь, твои книги цепляют. Читаешь вроде бы боевик, но приходит боль. Ты не просто бегаешь и стреляешь вместе с героем книги. Ты из-за него переживаешь.
Алекс Орлов: Нет, ну это - сознательно. Потому что боевик исчерпать легко. В два-три романа ты исчерпаешь все сюжетные ресурсы, если будешь просто мочить налево-направо. Так делают многие авторы. Они поступают так: готовят множество левых персонажей и убивают их в течение всего романа. И все, действие на этом заканчивается. А стоит коснуться человека, раскрыть общие психологические стандарты, по которым существуют и сосуществуют люди. И ты увидишь там целый мир, новую вселенную и этого не исчерпать никогда. Поэтому это выгодно, как с точки зрения написания романов, так и интересно читателю, который въезжает, конечно.
Денис Евстигнеев: Алекс, но ведь такой подход будет верен для большинства поджанров. Почему именно фантастический боевик?
Алекс Орлов: Боевик - потому, что первый роман "Тени войны", который положил начало всей серии, был написан в году восемьдесят восьмом или восемьдесят девятом. Делался он ради прикола, в общаге. Ну, пописывал я тогда всяческие стишки, рассказики, все это было постоянно и не давало мне спать спокойно. А потом написал роман. Назывался он "Миссия". Писался под впечатлением американских кинобоевиков, тогда редких на нашем экране. Я даже не представлял себе, что его можно напечатать, потому что в те времена подобные вещи не печатались. Это совершенно исключалось. Поэтому я и писал для себя, для знакомых. Вечерами мы собирались, и я читал новые главы. Народу очень нравилось. Потом сам распечатал на машинке три экземпляра. И после того лежал он у меня лет десять, наверное. Так и долежал до того времени, что появились книжки издательства "Эксмо", по-моему, Гарри Гаррисон. Я помню, читал этот текст, и было там что-то ужасное. Я не мог никак прочитать, не вчитывался. Деревянная совершенно книжка. Я помню, там какие-то скакали циркачи по лесу, преследуя автомобиль. И я подумал: если уж такое пишут, то я тоже смогу! Чем я-то хуже?! Тогда и решил переделать роман. Набрали мне этот текст на компьютере, у меня компьютер к этому времени появился. Я купил себе 486-ой, DX-66. И вот на нем набирали уже в Word'e. А еще, когда Word был только DOS-овский, помню, начал я как-то кусок боевика набирать - из ниоткуда целая глава, - но потом я его убил. Был момент, когда я считал, что боевики - это не хорошо.
Денис Евстигнеев: А сейчас эти сомнения тебя не мучают?
Алекс Орлов: Сейчас уже нет. А тогда я считал, что я не должен делать боевики. Только когда понял, что это можно, только тогда переделал свою старую книгу.
Денис Евстигнеев: Алекс, Дима Володихин охарактеризовал тебя, как белого эзотерика. Белая эзотерика и боевики - здесь нет противоречия?
Алекс Орлов: Нет, ну, как раз в основе всех боевиков Алекса Орлова лежит жесткая антиатеистическая позиция. Везде преследуются атеисты, есть такой грех. Везде преследуются безумные ученые-врачи, которые доходят до полного маразма в своих исследованиях.
Денис Евстигнеев: Ты не пытаешься решить этим какие-то проблемы мира?
Алекс Орлов: В ранних романах был персональный гнев. А потом я стал чувствовать, что могу изменять людей, которые живут, не выбираясь из своей коробочки, привлечением их на распространенную тему боевиков. Они читают этот боевик, а там лежит еще какая-то иная тема, кроме самого боевика, - она и воздействует на читателя. Я даже думаю, что это моя миссия, как это… Просвещения (смеется).
Денис Евстигнеев: А каковы твои взаимоотношения с американскими боевиками?
Алекс Орлов: Ну, я книг очень мало знаю. Фильмы… Плохие не люблю, хорошие нравятся. Хороший боевик должен быть сделан актером с хорошей, высокой энергетикой. Тот же Шварценеггер.
Денис Евстигнеев: А Стивен Сигал?
Алекс Орлов: Первые фильмы мне нравились больше. Пока он не стал продюсером и не стал слишком много брать на себя. Я поклонник восточных единоборств и с этой точки зрения смотрю на его фильмы. Мне нравится его техника, очень реальная. Но как боевик я эти фильмы не вижу. Привлекает только его техника.
Денис Евстигнеев: Ты не воспринимаешь Америку как нацию, супервраждебную России?
Алекс Орлов: Нет, я их воспринимаю как людей несчастных. Как несчастных и обреченных. Их впереди ничего не ожидает. Их успех - он временный, дутый. В силу короткой идеи. Они животные, которые не бегают, а только жрут. Самое главное, что поддерживает нацию, - это какая-то духовная подоплека. У них этого нет. У них все обратилось в доллар.
Денис Евстигнеев: Почему духовная основа есть в России?
Алекс Орлов: Ну, я не знаю, мне сложно об этом судить. Наверное, это какие-то судьбы Мира. В России есть потому, что мы - культура другая. Мы - воины, мы не торговцы. Мы, как и азиаты, - воины. У нас главное - это, у мужчин культ оружия, культ имперской нации. За Родину умереть. Поэтому у нас легко приживаются эти тоталитарные режимы, где человек - ничто, империя - все. А в Штатах основой является личность. У нас никогда так не говорили. Каждый считает, что он - не больно большой человек, но за державу все же обидно. Кто, кроме россиянина, скажет, что за державу обидно? Какой-нибудь американец скажет? Я не думаю. Вот англичанин - может быть. Потому, что они тоже - имперцы.
Денис Евстигнеев: Ты сам - имперец?
Алекс Орлов: Я? Да. Я воспитан, как мои предки - донские казаки, оттуда идет служение отечеству, царю-батюшке, другого не дано.
Денис Евстигнеев: Алекс, ты в будущее России смотришь с надеждой?
Алекс Орлов: Последние года три у меня какое-то неприятное предчувствие. Раньше все о конце света говорили. Это вызывало некую улыбку, а теперь, когда сбываются предсказания Нострадамуса… Знаешь, когда он обещал войну с Востока, это казалось смешным. Откуда она возьмется? Но вдруг эти две башни и два самолета - бац! И американцы пошли воевать. Это страшно. И, потом, меня еще настораживает появление этого клонирования. В книгах, того же Алекса Орлова, была поднята тема клонирования. Чтобы делать из людей воинов, в них вживляли два свиных сердца, армировали скелет всяческими металлами, это, кажется, в "Основном рубеже" было. Так эти чужеродные внутренние органы влияли на человека, и он становился свиньей. И тут, понимаешь, англичане радостно кричат, что им удалось погасить какой-то ген, который не позволял свинские органы людям приживлять. И я себе представляю, когда этот, к радости всех, спасенный человек, задумает потом завести детей. Его измененные гены дадут весьма неприятные результаты. Самое страшное произойдет, когда, скажем, через два поколения эти обезумевшие ученые, они уже умрут, а люди начнут рождаться, грубо говоря, свиньями. Фильм ужасов: в глазах акушера безумный страх, когда он видит, как нечто выбирается из роженицы. И это уже рядом, совсем близко.
Я будущего не вижу. У меня раньше было ощущение будущности. Я видел его далеко. Сейчас я не вижу его. Оно закончилось. Где-то близко - еще, может быть лет двадцать-тридцать. Ну, я не знаю… Мне страшно, что моим детям уже ничего не достанется.
Денис Евстигнеев: Когда ты пишешь, ты искренне веришь в то, что ты пишешь, или ты отстраняешься от того, что ты пишешь? Твои герои живут помимо тебя, или ты не даешь им воли?
Алекс Орлов: Нет, конечно, они живут своей жизнью. Ни одного из них я не могу даже назвать, как заблагорассудится. Если я ставлю неправильное имя, то меня это тяготит, и я через несколько страниц возвращаюсь назад и даю имя, какое он имеет реально.
Денис Евстигнеев: Условия, в которые ты помещаешь героев: ты им придумываешь условия, или они и условия тащат вместе с собой?
Алекс Орлов: Не знаешь, что раньше рождается, - герои или среда.
Денис Евстигнеев: Ты их творец или летописец?
Алекс Орлов: Конечно, летописец. Я не могу… Я никогда не говорю: мои романы. Я говорю: романы Алекса Орлова. Я этого не выдумываю, я это не рождаю. Я прекрасно понимаю, откуда это приходит. Потому что, когда пишешь, оно настолько быстро ложится (на бумагу), что у меня нет сомнений, что это уже существует. Поэтому я с некоторым недоумением смотрю на людей, которые говорят: мой роман, мое произведение.
Денис Евстигнеев: Ты никогда не говоришь: мой, моя, мое?
Алекс Орлов: Ты понимаешь, не надо быть хамьем. Если тебе дана возможность писать, и ты работаешь в каком-то потоке, ты начинаешь понимать - где ты, а где реальная помощь извне. Писать - это моя практика, моя дисциплина. Я реализую себя через этот процесс. Я мог бы, может быть, рисовать, или мог бы каким-нибудь строительством заниматься, камины класть, например. Каждому человеку дается своя дисциплина. Я занимался прежде другими вещами, которые через какой-то период закрывались, прекращались. Раз - и программа закрыта! И я переходил на другую. А когда пытаешься возвратиться назад, то вдруг видишь, что это было уже с другим человеком.
Денис Евстигнеев: Ты отдаешься целиком тому делу, которое к тебе пришло, или ты совмещаешь с другими?
Алекс Орлов: Я могу совмещать. Садиться писать бывает очень тяжело. Чтобы эти три-четыре часа отработать, заставляешь себя очень строго. Зато когда закончишь - есть ощущение очень глубокого удовлетворения, от того, что ты сумел это сделать.
Денис Евстигнеев: Алекс, твоя плодовитость, количество сделанных книг уже входит в поговорку. Как это так получается?
Алекс Орлов: Объясняется это просто. Писательство - работа нелегкая. Это знает любой, кто написал хотя бы пару рассказов. Это физически изматывает очень… Когда к тебе приходит вдохновение, ты садишься и начинаешь писать. Это - один вариант. А вот если ты становишься на профессиональную стезю и вынужден зарабатывать этим на хлеб, то ты должен это делать каждый день и не ждать, когда озарит, а работать, пока не озарит.
Что посоветовать молодому писателю, который придет на рынок фантастики? Просто впрягаться. Но если ты решил серьезно заниматься этим делом, то необходимо здоровье. Дикое совершенно здоровье. В случае, если ты не прилагаешь ежедневных физических нагрузок, чтобы шлаки из тебя выходили, нужно исключить табак, алкоголь, кофе. Ну, курево вообще отбрасываем, потому что это изматывает человека. Я три года бегал в любую погоду каждый день, в жару, в стужу, в дождь. Зато прибегал и чувствовал себя человеком, садился и писал. Физическую нагрузку считаю обязательной, потому что иначе здоровья не хватит. Чтобы много писать, надо иметь силы. Как любому… Ну, я не знаю, как любому молотобойцу и так далее.
Конечно, могут возразить: такой-то и курит, и пьет, и он пишет, и все такое. Но мне кажется, что, если ты будешь не здоров, то у тебя будут проблемы с качеством, как-то обязательно это скажется. Так что - здоровье и трудовая дисциплина.
Денис Евстигнеев: Получается, что никакой особой свободы в писательском труде нет? Никакого особенного творчества - тоже нет?
Алекс Орлов: Прежде всего, дело в чем: когда ты очень много работаешь, ты очень быстро учишься. Ты совершаешь прорыв в качество. Ты быстро утрачиваешь свои первоначальные ошибки. Если человек пишет в год по роману - то это очень мало, долго. Ты будешь успевать остыть. Это как любая работа. Прервался, уже не хочется начинать заново. А эта регулярность означает, что в корзинке у тебя лежит дневной план. Бывает, что чувствуешь себя плохо, не идет ничего, как-то все не так, ну, сделай страничку, сделай листочек. Хоть что-то сделай, а уж потом иди и ложись спать.
Денис Евстигнеев: Алекс, что такое "исписался"? Такое вообще бывает?
Алекс Орлов: Есть, есть. Бывает. Исписался - то же самое существует и у художников, и у артистов, и у любых людей творческих профессий. Это когда закончилось здоровье. Люди творческие, они очень любят принять все, что горит. Они сексуальную жизнь ведут не упорядоченную. Они думают, что так будет бесконечно, что талант берется из ниоткуда. Но как только человек превращается в рухлядь, его личный генератор жизненных сил прекращает работу. У человека больше нет восполнения, и тогда он уже ничего сделать не может.
Бывают иногда такие тяжелые дни, когда чувствуешь себя плохо, и это и есть состояние частичного исписывания. Тогда я по клавише ударить не могу. Одна пустота. Тут надо отдохнуть. В такой день - можно.
Денис Евстигнеев: Алекс, какая твоя любимая книга, твоя собственная?
Алекс Орлов: У меня одной нету. Несколько. Это тексты, пользующиеся у читателей несколько меньшим спросом. Это "Застывший огонь", "Бросок саламандры" и "Ловушка для змей", я думаю.
Денис Евстигнеев: Почему ты любишь именно эти книги?
Алекс Орлов: Ты знаешь, я люблю то, где я сам оторвался. Там, где ты пишешь то, что тебе бы хотелось самому читать в других книгах. Когда появляются такие моменты, то я это называю работой для себя. И там, где ты сделал для себя, там ты забыл о читателе. Они привыкли книгу видеть другой.
Денис Евстигнеев: То есть, ты о читателе думаешь, когда пишешь?
Алекс Орлов: Конечно! В частности, на форуме, на гостевой книге на сайте, народ пишет: вот это мы хочем, а это не хочем…
Денис Евстигнеев: И ты этого слушаешься?
Алекс Орлов: Конечно, слушаюсь.
Денис Евстигнеев: И ты не считаешь, что это унижение творчества?
Алекс Орлов: Нет, ну, творчество… Ну, твори себе в стол, прячь эти книжки и никому не показывай! Ты работаешь для людей. И если я говорю, что я считаю себя несущим просвещение посредством боевика, то уж наверное предполагается, что это должно быть интересно людям. Правда, бесконечно угождать нельзя. Ведь можно пойти еще дальше и устроить из романа порнографию. Такое очень часто встречается, это очень многие любят, и очень многих читателей это устраивает. Но я позаимствовал, в частности у Ремарка, манеру описания сексуальных сцен. Кто читает Ремарка, знает, что у Алекса Орлова - похоже. В частности, окопная жизнь солдат - этого у Ремарка можно взять сколько угодно. Как человек, прошедший через страшную окопную жизнь, через страшную войну, - он все это знает.
Как я описываю секс? Вот они пришли, вот они обнялись, соскользнула с нее одежда. На этом все закончилось. Там больше психологии секса, но не самих этих фрикций. Про секс знает любой. Про психологию секса - почти никто. Поэтому, когда было много психологии секса в книге "Представитель", много сознательного соответственного психологического настроя, мне прислали ругательное письмо, в котором было сказано: чересчур много секса. Я вот, дескать, твой поклонник, но тут ты переборщил.
А там нет секса. Там есть только "около" и "рядом".
В романе было очень много психологического настроя на секс. Я готовил читателя. Он все время был близок к этому. Еще ничего такого не произошло, еще никто никого не схватил, не повалил… Но, в конце концов, когда все это происходит, оно происходит чувственно-сексуально. Все, что рядом с взаимоотношениями мужчины и женщины, все, что заставляет страдать, оказывается чувственным. Ведь сам секс - он ничего собой не представляет. При здоровье нынешних молодых людей - это три минуты, и все. И удивленная девушка. Больше ничего. А вот то, что связанно с этим "до" и "после" - это целый мир, целая вселенная. Переживания все. Это мне интереснее.
Денис Евстигнеев: Я заметил, что ты склонен к многоплановости, к фуге, если можно так сказать, в своих книгах. Связано ли это с тем, что любое событие ты долго и тщательно подготавливаешь?
Алекс Орлов: Да, да, есть такое. Чтобы человек был готов, чтобы сюжет и сюжетная линия раскрылась. Чтобы все это было на пике твоей готовности. Поэтому такая манера, которая многим не нравится. Мне часто говорят, что книги больше похожи на сценарий, на фильм.
Денис Евстигнеев: Ты не боишься, что эта фильмовость, если так можно выразиться, приведет к тому, что читатель будет уже с первых страниц угадывать, что произойдет дальше?
Алекс Орлов: Я очень много использую стандартных ходов. Они уже все перечислены, и новых придумать невозможно, но, тем не менее, поскольку я сам не знаю, что будет в следующем ходе, то… Был у меня на форуме человек, который писал, что угадывает все мои книги наперед. Но большинство читателей утверждает обратное. У тебя как сложилось впечатление: ты все там знал наперед?
Денис Евстигнеев: Скажем так, сюжетные ходы угадывались легко. Но сам способ их раскрытия и та самая психология порадовали меня и были весьма неожиданными. То, как ты это раскрыл - было приятно.
Алекс Орлов: Да, сюжетные ходы - одни и те же из книги в книгу. Главное, чтобы не было стандартных плоских людей, набитых из третьесортного боевика.
Денис Евстигнеев: Люди у тебя не плоские. Они с характером.
Алекс Орлов: Я их еще искусственно подкрашиваю, как бумажных. Отчасти они, наверное, какие-то комиксные, утрированные. Потому что злодей - он должен быть немножко смешным. Стараюсь немножко добавить юмора, потому что мое второе имя - это писатель-юморист. У меня на сайте всегда лежат какие-то смешные штучки… В частности, в книге "Грабители" у меня даже произошло раздвоение. Там две истории переплетаются, путаются…
Денис Евстигнеев: Юмор - это твоя защита или твое лицо?
Алекс Орлов: Лицо, безусловно. Я не знаю, насколько это может быть защитой? Наверное, так же, как у любого другого человека. Быть может, как способ разрядки.
Денис Евстигнеев: Ты сам себя считаешь ранимым человеком? Или ты такой толстокожий бегемотик?
Алекс Орлов: Нет, я не ранимый. Я считаю, что когда о человеке говорят, что у него ранимая душа, то это большой недостаток. Он просто обидчивый человек. Обидчивым быть не хорошо. Это вопрос здоровья: если тебя может пробить любой человек, любым взглядом, колким заявлением - это нехорошо и небезопасно. Я - нет, я готов, я специально натренирован, я не боюсь этих атак. Но свою фотографию в интернете я не размещаю.
Денис Евстигнеев: Если, не дай Бог, конечно, случится война, и пойдут интервенты на Россию, то ты пойдешь защищать Россию?
Алекс Орлов: По первой своей личности - я ура-патриот. По второй своей личности я отношусь к этим вещам спокойно. И если завтра война, то буду выполнять свое предназначение там, где это будет нужно. У меня есть понятие о предназначении.
Денис Евстигнеев: Алекс, а если тебе предложат огромные деньги в Америке и скажут, что ты - писатель, что ты - суперкрутой, езжай к нам, мы тебе все обеспечим, гражданство дадим…
Алекс Орлов: Чтобы мои книжки переводили, например?
Денис Евстигнеев: Ну да.
Алекс Орлов: Могу ли я пожить в Америке?
Денис Евстигнеев: Нет, просто уехать туда насовсем.
Алекс Орлов: Уехать туда… Нет, нет. Мне просто не нравится менталитет этих людей, хотя там не разу не был. Я не хотел бы жить в Америке. У меня есть мысль и интерес: у меня знакомые жили в Венесуэле. Судя по их рассказам - премилое местечко, мне хочется пожить там, побыть, посмотреть, изучить. И я определенно съезжу туда, как только позволят финансы.
Денис Евстигнеев: Кого из писателей ты себе противопоставляешь? То есть, человек пишет в том же жанре и поджанре, но использует другой подход…
Алекс Орлов: А вот в другом ключе, смотри: тот же Роман Злотников. У него тоже боевики. Я брехать не буду. Я не читал его книги от начала и до конца. Я вычитывал для того, чтобы составить мнение. Мне была интересна тематика, в которой он работает. Я так понял, что его тематика - социально-теперешняя. Когда я с ним познакомился, то увидел, что он - человек, переживающий за страну, переживающий за теперешнюю ситуацию, как многие, напуганный тем, что происходит и отдающий это на бумагу. Вот автор, книги которого более понятны, чем абстрактные воины Алекса Орлова в абстрактных мирах на абстрактных планетах.
Денис Евстигнеев: Ты специально отрываешься в абстрактные представления в своих книгах, или герои диктуют так?
Алекс Орлов: Не, не, не. Я тоже переживаю все, что происходит вокруг. Я помню, что первые три года я находился в каком-то шоке от того, что здесь было. И мне настолько тогда опротивело это ощущение страха, что я не хочу отражать это в романах. Мне хочется быть далеко отсюда. Там - у них, где они крошат друг друга, и им все понятно.
Денис Евстигнеев: Алекс, ты ходишь на Большой Бастион. Это круг твоего общения, один из кругов твоего общения, или просто из какого-то интереса?
Алекс Орлов: Поначалу, когда меня пригласил Дима Володихин, я ходил, как болван творожистый. Я не понимал, о чем говорят эти люди, кто эти люди, но постепенно я стал понимать, кто они и что делают. И потом оказалось, что люди эти мне чем-то близки. На заседаниях делаются интересные доклады. Потом следуют обсуждения. Это общение дает возможность дышать тебе каким-то живительным кислородом.
Денис Евстигнеев: Алекс, у тебя очень интересные диалоги в твоих книгах. Язык твоих героев не привычен. Братковщины, свойственной героям боевиков, там нет. Это принципиально?
Алекс Орлов: Этот язык, он, может, излишне высокопарный. Но на самом деле - это всего лишь сказочность. В языке героев, в их поведении и обстановке. Иногда мне задают вопросы о деталях романа: это откуда? А это откуда? Один человек вообще прислал огромное письмо, где проработал около двенадцати книг и сделал выписку военных и псевдонаучных терминов, которые я туда вношу, которые напоминали что-то из существующего в реальном мире.
Его интересовало, был ли этому какой-то аналог.
А это вещи, совершенно сказочные и заброшенные в мир абстрактный. Подобная фантастика - не только наша реальность, унесенная в будущее. Это - совсем другое.
Двигатели внутреннего сгорания, пороховое оружие, пусть даже высокотехнологичное, телефоны - все это достаточно красиво. Выбрасывать это жалко. Поэтому вживленные в мозги телекоммуникаторы кажутся мне пустой выдумкой - я в это не верю. Потому что карандаш и бумага существуют более пяти тысяч лет, и никто не придумал им замены.
Ну так вот - язык в романах используется сказочный, такой, какой выгоден с точки зрения выражения героями своих чувств. Так что боевики Орлова - это самые настоящие сказки. У сказок допуск больше, чем у научной фантастики. У фантастики очень мало степеней свободы. А здесь - все время присутствует сказочность.
Денис Евстигнеев: Алекс, какая последняя книга у тебя выходит?
Алекс Орлов: Выходит "Конвой". Первая книга из задуманного сериала с одними и теми же героями. По многочисленным заявкам читателей я решил сделать сериал. Они пишут, что очень жалко расставаться с героями. Только привыкнешь к человеку - и больше его нет. Пусть, говорят, будет хотя бы его сын, просто назови его похоже, но продолжи. Чтобы была какая-то преемственность героев.
Я сам много читал каких-то сериалов, в которых приятно видеть героя, к которому ты привык, который тебе полюбился. Одним словом, я понимал читателей, но прежде у меня не было уверенности, что я смогу это сделать. Я уставал очень от одних и тех же имен. Поэтому каждая новая книга была разворотом от предыдущей. Это и был мой отдых: движение в другом направлении. Теперь не так боюсь и не так устаю. Сейчас я уже заканчиваю продолжение "Конвоя". Это будет первая попытка настоящего сериала. Не серии, а именно сериала.
Денис Евстигнеев: Прежде всего я желаю, чтобы он был успешен, чтобы он читался…
Алекс Орлов: Постараюсь.
Денис Евстигнеев: Правда, я думаю, что тебе будет не так уж трудно исполнить… Алекс, твои любимые книги? Только не говори, пожалуйста, что ты ничего не читаешь, что ты не читатель…
Алекс Орлов: Нет, я читаю, конечно, но не боевики. Ну, Ремарка иногда перечитываю. Иногда… Скачивал, перечитывал Гашека, "Бравого солдата Швейка". Много раз уже читал, но еще раз перечитал. Ну, вот Ле Карре у меня был - это заметки английского шпиона, ушедшего в отставку. Много черпал из его книг. Были одни книги, на их место приходили другие. А вот Ремарк остался…
Денис Евстигнеев: Алекс, ты по образованию - технарь. Твое технарство тебе помогает или мешает?
Алекс Орлов: Помогает, помогает. Очень помогает. Я думаю, что на ниве боевиков и научной фантастики технарь всегда хорош. Железки - они железки и есть. А, скажем, в сказочной или, скажем, фэнтезийной среде, там гуманитарий может себя даже очень хорошо чувствовать. В выпуске Володихина "Сакральная фантастика", там и альтернативная история, и фэнтези, и все гуманитариями сделано.
Денис Евстигнеев: В этом сборнике есть вещи, которые тебе понравились?
Алекс Орлов: Понимаешь, мне пришлось прочитать этот сборник, потому, что меня просили сделать отзыв. Наверное, если бы я сам читал, я читал бы как-то по-другому, а поскольку я уже должен, то что-то меняется. Но, все равно, очень отметил я Елисееву Ольгу. Мне очень понравилось, что я могу читать, не проверяя текст. Стиль у этой вещи… Ну, знаешь, говорят: ровный женский почерк, вот так же и стиль, ровное изложение без ям всяких, без колдобин, без ускорений и замедлений, вот это очень приятно. В отличие от мужчин женщины всегда пишут ровно.
Денис Евстигнеев: Вообще, есть женская и мужская проза?
Алекс Орлов: Да, безусловно. Если женщина - женщина, а мужчина - мужчина, то это есть. Мы не говорим о мужиковатой бабе или о женственном мужчине, о котором говорят еще: "старая баба". На самом деле женская и мужская проза здорово отличаются, и это нормально. Это естественно, как есть зима и лето. Что хуже?
Денис Евстигнеев: На чем замешаны твои шутки в книгах?
Алекс Орлов: Наверное, замешаны на цинизме.
Денис Евстигнеев: Ты циничен?
Алекс Орлов: Я не циничен, я циничен там, где циничны мои герои.
Денис Евстигнеев: Не хотел ли ты себя попробовать в другом жанре?
Алекс Орлов: Хотел. Во-первых, я хотел попробовать себя в фантастике юмористической, но нельзя прерывать свою серию. Я, честно говоря, побаиваюсь остановить свою серию. Во-вторых, я все равно не сделаю так доступно, как, скажем, Андрей Белянин. Юмор меня притягивает. Кстати, "Ловушка для змей" - это то, с чем я хотел бы поработать. Отчасти - это театр абсурда. Идея там в том, что двое людей вынуждены убегать, спасая свою жизнь, и попадают в аномальную зону. Как только они туда попадают, начинается фигня всякая. Одновременно с тем, как они попадают туда, меняется само изложение, меняются логические построения в изложении, поэтому многие читатели были очень удивлены. Они говорили: да что же это, да как же это так? Ты что же с нами делаешь? Они хотели, чтобы мир, в который они попадают, был бы комфортен, объясним.
Все-таки, должен сказать, что это было очень экспериментно.
"Конвой" - это я уже вернулся к традициям. Читатели настаивали, что я должен вернуться к динамичным трем-четырем первым книгам. Там все очень быстро и шквальный огонь.
Денис Евстигнеев: Ты будешь еще пытаться отступать от основной линии?
Алекс Орлов: Локально - да. Для любителей подобных миниатюр внутри романов. Лично меня как сюжет вполне устроил бы даже мир сиюминутный. Из этого можно, как мне кажется, сделать очень интересную книжку. И это все может быть построено на диалогах и очень странных реакциях людей. Это было бы мне интересно. Но, ситуация такова, что пока надо давать стране угля. Свои собственные проекты буду делать, когда позволит обстановка.
Денис Евстигнеев: Приходят в литературу молодые ребята, что бы ты им пожелал?
Алекс Орлов: Что пожелал бы? Работать! В свое время мне подсказать было некому. Я каких-то даже технических вещей не знал. От того, как надо идти в редакцию, до того, как надо проверять свои собственные тексты. И я очень много делал тактических ошибок … Ну и хорошо, что оно обошлось.
Денис Евстигнеев: В литературе есть традиции, преемственность?
Алекс Орлов: Ну, как же, я же сам признался. Для меня есть Ремарк, миниатюры Чехова, Гашек. На одном сайте я как-то прочитал: "Гашековский юмор Алекса Орлова". Это радует, когда с Гашеком сравнивают. А в "Представителе"… Правда, народ не так хорошо знает Ремарка… Концовку я взял из "Черного обелиска". Мне очень нравится прописывать человека лучшим другом, а потом вдруг - раз! - и он оказывается не лучшим другом. Агентом какой-нибудь разведки, которому наплевать на "якобы друга", любовника. Вот, в "Черном Обелиске" та же ситуация: он живет с этой девушкой, а потом - раз! - и все по-другому.
Денис Евстигнеев: Слушай, а плагиат существует?
Алекс Орлов: Очень много заимствований. А о плагиате я ничего не знаю.
Денис Евстигнеев: Заимствования огорчают тебя или радуют?
Алекс Орлов: Как-то мне прислали посмотреть текст, и я увидел, что это стилистика Алекса Орлова. Было такое ощущение, что я смотрю свой текст. Это, конечно, интересно и приятно, когда люди тебе подражают.
Денис Евстигнеев: Алекс, надеюсь, я сумел задать тебе те вопросы, на которые ты бы сам хотел ответить, есть ли у тебя то, что ты хотел бы сказать сам?
Алекс Орлов: Я выговорился. Спасибо.
Интервью взял Денис Евстигнеев
